Станислав Юрьевич любит подчеркивать, что он из русского простонародья. Хотя сам рассказывает мне: «Моя мать стала врачом и трудилась в госпиталях Финской и Великой Отечественной войны. Её отец в царское время был известным на весь город сапожником». А я тут же напоминаю, глядя на старую семейную фотографию, помещённую в его сборнике воспоминаний: «…Сапожником, который по праздникам ходил в костюме-тройке и носил золотые часы на цепочке». Станислав Юрьевич посмеивается. И продолжает: «Мои дед и бабка по отцу были в Нижнем Новгороде врачами, в годы Гражданской войны и революции лечили раненых солдат и тифозных больных, умерли в 1920-м от тифа. Две мемориальные доски, говорящие об их трудах, до сих пор висят на фасаде больниц, где они работали под Арзамасом и в Нижнем Новгороде. Брат деда по отцу, воевавший в 1914 г., получил за подвиги на фронте два георгиевских креста. Брат моей матери Сергей Железняков стал “сталинским соколом” и когда немцы подходили к Москве, его эскадрилья по приказу Сталина бомбила Берлин. В этой атмосфере я мог вырасти только патриотом России».
Основоположник дворянского рода Куняевых Никанор Осипович Куняев (1780–1835), выйдя из духовного звания, окончил Троицкую лаврскую семинарию и Санкт-Петербургский педагогический институт, с 1808 г. был учителем истории, географии, статистики и латинского языка, директором народных училищ, коллежским советником.
Станислав Куняев окончил филологический факультет МГУ. В 1960 -1963 годах работал в журнале «Знамя», который определяли как центристский журнал, более всего приближённый к партийной жизни. «Одним был хорош журнал, – говорит Куняев, – он размещался во флигеле здания Литературного института, и молодёжь, которая поступала в Литинститут, заходила в редакцию. Там я перезнакомился с десятками писателей, ставших позже известными. Так ко мне пришёл и Рубцов. Скверно выглядел, с жёлтым испитым лицом, потрёпанный, с грязным воротом рубашки, в брюках, сидевших пузырями на коленках, в сандалиях на босую ногу. Протянул мне тетрадь: “Прочитайте, пожалуйста, мои стихи”. А я так устал тогда и говорю: “Приходите через два – три дня”. А он: “У меня с Литинститутом не получается. Я уеду завтра на родину”. И я стал читать:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои…»
В конце 1980-х главный редактор журнала «Наш современник» Сергей Васильевич Викулов, фронтовик, командовавший артиллерийской батареей в Сталинграде, пригласил Станислава Куняева занять его место редактора.
Станислав Юрьевич говорит: «Позже Рыжков рассказал мне такую историю. Горбачёв улетал в командировку и все члены Политбюро должны были его провожать на аэродроме. Рыжков остановил его и спросил, могут ли они без него утвердить Станислава Куняева на должность главного редактора? Тут подошёл Александр Яковлев: “Нет, Куняев – ненадёжный человек, нельзя ему отдавать журнал”. Горбачёв ответил: “Вы попросили меня, чтобы “Знамя” я отдал Бакланову, я это сделал. Вы попросили, чтобы вместо Сафронова “Огоньком” руководил Коротич, я пошёл вам навстречу. Ну, давайте и русским кинем эту кость”».
Под руководством Станислава Куняева в 1980-е годы журнал «Наш современник» становится трибуной русской национальной мысли, получая благословение и духовное окормление от митрополита Иоанна Санкт-Петербургского и Ладожского (Снычёва).
В Ленинграде даже был организован клуб друзей «Нашего современника», проходили вечера с участием митрополита Иоанна. В «Нашем современнике» тогда вышли его работы «Торжество Православия», «Русский узел», «Самодержавие духа».
Станислав Куняев входил в литературу, рос и мужал вместе со своими ровесниками Ярославом Смеляковым и Борисом Слуцким, Николаем Рубцовым и Игорем Шкляревским, Юрием Кузнецовым и Александром Межировым. Эта разноголосица тогдашнего литературного мира позже будет осмыслена им с философской глубиной в контексте русской истории XX века.
Явление шестидесятничества прошлого века стало, наверное, преобладающей темой в публицистике Станислава Куняева. Он приходит к выводу, что это была огромная сила, и сила разрушительная. Творческая интеллигенция раскололась на две части после XX съезда КПСС, когда Никита Сергеевич Хрущёв выступил с докладом, оклеветавшим «трагическую и героическую», по определению Куняева, сталинскую эпоху. Любопытно, как «дети XX съезда» присягнули «ленинскому» времени в стихах и поэмах. «Казанский университет», «Лонжюмо (О Ленине)», «Двести десять шагов», «Ленин, том 54», «В апреле, именно в апреле» и т.д. – авторы Евтушенко, Вознесенский, Коротич, Рождественский, Сулейменов… Куняев, отмечает, что у поэтов «русского народного направления» Анатолия Передреева, Николая Рубцова, Владимира Соколова, Глеба Горбовского, да и у него самого никакой ленинианы не было.
Станислав Юрьевич убеждён в том, что семена хрущёвского «ленинизма» взошли почти через сорок лет. Летом 1993 года Е. Евтушенко написал стихотворение, посвящённое своему другу Роберту Рождественскому:
Кто были мы, шестидесятники?
На гребне вала пенного
в двадцатом веке, как десантники
из двадцать первого…
Давая звонкие пощёчины,
Чтобы не дрыхнул, современнику,
мы прорубили зарешёченное
окно в Европу и в Америку….
Станислав Куняев в своих воспоминаниях перечисляет имена литераторов, кто первыми, вслед за Евтушенко, выпрыгнули в окно, прорубленное им в Америку: А. Рыбаков, В. Аксёнов, Ю. Алешковский, А. Межиров, Н. Коржавин, С. Резник. И неизменно приводит известную цитату В. Новодворской из статьи «На той единственной гражданской», опубликованной в журнале «Огонёк» в январе 1994 г.: «Я желала тем, кто собрался в Белом доме одного – смерти. Они погибли от нашей руки, от руки интеллигентов. Не следует винить в том, что произошло мальчишек-танкистов и нашу коммандос-омоновцев. Они исполняли приказ, но этот приказ был сформулирован не Грачёвым, а нами».
Этими литераторами было составлено Письмо 42-х, в котором защитников Дома Советов они назвали красно-коричневыми оборотнями, убийцами и палачами.
Так говорил мне в нашей беседе Станислав Куняев, повторяя написанное им в воспоминаниях: «Вознесенский в своей первой книге “Мозаика” (1960 г.) поклялся, что будет продолжать строительство таких же храмов, как собор Василия Блаженного, что будет архитектором советского строительства, но стоило ему побывать в Америке и попасть в объятья “битников” (разбитое поколение), Алена Гинзберга, Керуака, Питера Орловски и других, он забыл о своих планах и стал писать “Лежу бухой и эпохальный…”. А “битники” уже прошли все революции, вплоть до сексуальной, и с восторгом приняли в свой союз Вознесенского».
Не напоминает ли это сегодняшнюю сбежавшую «элиту». Так бежали и в 1990-е, так бегут и сегодня, не желая защищать Родину, те, для кого культ индивидуализма, сытой жизни и аморфной свободы заменил всё святое.
А ещё нельзя не заметить, что происходящее сегодня невероятно перекликается с событиями столетней давности. Как только подлинное искусство заменили на «дыр-бул-щил», пошатнулась жизнеспособность русского общества. И тогда все эти изящные извращения, дурман спиритизма, излюбленного «элитой» Серебряного века, выжгли Первая мировая и Гражданская войны.
А что сегодня? В школьную олимпиаду по литературе в прошлом году был включён текст матерщинницы, автора карикатур на Православную церковь и президента России, а из Министерства образования Московской области на наше возмущённое письмо ответили, что это «тонкое философское размышление». Это было как предзнаменование грозных событий. Нельзя безнаказанно кощунствовать, нельзя унижать русское слово и глумиться над святыней.
Однако этот «крестовый поход» против классики начался задолго до перформансов в искусстве XXI века.
21 декабря 1977 года в Центральном доме литераторов состоялась дискуссия на тему «Классика и мы» (Художественные ценности прошлого в современной науке и культуре), в которой приняли участие Станислав Куняев, Юрий Селезнёв, Михаил Лобанов, Пётр Палиевский, Феликс Кузнецов, Анатолий Эфрос, Евгений Евтушенко…
Тогда ещё литературовед, научный сотрудник ИМЛИ Пётр Палиевский с тревогой говорил о том, что нетрадиционные подходы к театральным постановкам стали занимать основное место в современном искусстве. Это 45 лет назад! Согласитесь, у тех, кто в нашем государстве отвечает за культуру, было время обратить внимание, что разрушительные процессы в искусстве набирают обороты.
Выступил на той знаменитой встрече 1977 года и литературовед, профессор Литературного института Михаил Лобанов, говоря о том, что значение литературы XIX века только углубляется, потому что главное в ней – «глубина духовно-нравственных исканий, жажда истины и вечных ценностей, которые полны этой глубиной… и которые сейчас приобретают такую животрепещущую актуальность при кажущемся в мире торжестве прагматического, позитивистского образа мышления и самой жизни». Разве это не про сегодняшний день? «Органом народного самосознания» называл русскую литературу XIX века Михаил Лобанов, «неотъемлемой частью национальных и моральных сил народа». Так почему же многие учителя литературы сегодня открыто говорят, даже на страницах «Учительской газеты», что классика устарела и недоступна пониманию детей. Странно, ведь ещё тридцать лет назад наши школьные учителя легко могли донести до нас художественный мир Пушкина и Достоевского.
Сократили часы литературы в школе – отняли у детей «национальные и моральные силы народа», отняли ориентир, камертон, по которому определяется, что есть добро и зло, поэтому легко стало подмахнуть школьникам опусы кощунников, называя это новым искусством.
Наверное, самым неожиданным выступлением в той эпохальной дискуссии 1977 года была речь Станислава Куняева. Он тогда подробно разобрал творчество Эдуарда Багрицкого и попытался доказать, что оно не является продолжением традиции русской поэзии в советскую эпоху. «Одной из постоянных нравственных эстетических традиций в мире русской поэзии было приятие всего, что поддерживает на земле основы жизни». Далее Станислав Куняев привёл множество цитат из поэзии Багрицкого, в том числе его стихи, в которых он со злобой пишет о своих родителях и даже отрекается от своего происхождения. «Как мне кажется, – заключил С. Куняев, – ни в одном из главных планов – гуманистический пафос, проблемы совести, героическое начало, осмысление русского национального характера, связь души человеческой со звеньями родословных, историей, природой, – поэзия этого поэта не есть продолжение классической традиции».
Полемика по мотивам прошедшей тогда дискуссии, как оказалось, дискуссии века, не утихала несколько лет, в каких только грехах не обвинили тех, кто выступил в защиту русской классики. Возникшая полемика крайне важна была для осмысления культурной, духовной атмосферы той эпохи. А сегодня всё, сказанное тогда, звучит острее и тревожнее. И в наши дни уже как экстренная мера создаётся общественная организация «Культурный фронт» и в стенах Госдумы 21 ноября с.г. писатели, актёра, музыканты обсудили необходимость национализации культуры.
Станислав Куняев и Ирина Роднянская – единственные, кто ещё жив из участников дискуссии 1977 года. При помощи коллег журнала «Наш современник» Станислав Юрьевич в 2016 году издал сборник выступлений той дискуссии века «Классика и мы». По сути, вооружил нас необходимыми знаниями.
Теперь уже от нас, кому дорога русская история, требуется осмыслить прошедшую эпоху, чтобы быть честными перед собой и перед будущим. Иначе так и будем ходить по кругу, путаясь в сетях «нового» искусства.
Да, поистине, как сказал на той дискуссии Юрий Селезнёв, «классическая, в том числе и русская классическая литература, сегодня становится едва ли не одним из основных плацдармов, на которых разгорается эта третья мировая идеологическая война». Это угроза, действительно, мировых масштабов. Популярный американский «журнал для мужчин» GQ, как несколько лет назад сообщалось в материале сайта «Столетие», опубликовал список из 21 книги, которые, по мнению редакции, недостойны того, чтобы их читали. Среди таких книг Библия, «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя, «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера и другие произведения, которые говорят о человеке и его сущности. То есть некое, не признанное никем сообщество, чтобы утвердиться и отличиться, пытается отстранить человечество от всего человеческого.
Разве не от этого предостерегали Юрий Селезнёв, Станислав Куняев?.. Русские литераторы, вступаясь за культуру собственной страны, за наше бесценное наследие, вступаются и за мировую культуру.
Мир смотрит на Россию. Об этом мы всё чаще слышим от честных, мыслящих людей там, в Европе. Мне об этом говорил один из преподавателей Сорбонны.
А что же в нашей собственной стране? Так описывает происходящее с культурой в наши дни Станислав Куняев: «Монументальная скульптура эпохи самодержавия и социализма заменяется игрушечными поделками, изощрёнными малыми формами. Вместо космического монумента “Рабочий и колхозница” – миниатюра «чижика-пыжика». Вместо изваяния советского солдата с ребёнком на руках – в Трептов-парке – бронзовый заяц, перебежавший дорогу Пушкину в Михайловском. Вместо величественных Пушкина и Маяковского в центре Москвы – карикатурный Чехов на набережной в Томске, Высоцкий в истерической позе с гитарой на бульварном кольце, голова Бродского с идиотской улыбкой, приваренная к железному чемодану во дворе Петербургского университета.
…Одним из последних кудесников древнейшего жанра, монументальной скульптуры обладавший не только талантом, но и мировоззрением, был Вячеслав Клыков. Его “Шукшин” на алтайском холме, его “Николай Рубцов” в Тотьме, его “Прохоровское поле” – может быть, являются последним монументальным вздохом камня и бронзы, венчающим нашу эпоху».
Слава Богу, что нам оставлен этот крепкий фундамент классического искусства, и мы пока что ещё можем обратиться к людям, которые донесли до нас умение хранить национальное самосознание.
Станислав Куняев, несомненно, классик – русский литератор, мыслитель, редактор. А для меня важно, что с ним всегда можно посоветоваться, свериться, как по камертону, в нашем профессиональном пространстве. И я рада ученичеству, которому нет предела. Публицистика Станислава Юрьевича всеохватна, многопланова, с точными образами, ёмкими определениями. Он берётся за самые запретные, самые опасные, самые глубинные темы. А «судьба помогает смелым», как говорили древние.
