Русский культурный код в сакральном зодчестве

58
Кубоватая церковь Покрова. Каргополье.
направление — Север, ориентир — неподвижная Полярная звезда

Смысл словосочетания «русский культурный код» с трудом поддаётся сколько‑либо точному определению, но тем не менее он опознаётся в ряде случаев почти безошибочно. Приведём несколько определений. Первое могло бы принадлежать энциклопедическому словарю. Культурный код — уникальные культурные особенности, доставшиеся народам от предков; это закодированная в некоей форме информация, позволяющая идентифицировать культуру.

Второе определение взято из словаря В.И. Даля: «код — тайна, тайнопись, загадка, секрет, шифр». В свою очередь, американский психоаналитик Клотер Рапай в своей книге “Культурный код” писал: «Культурный код — это культурное бессознательное. Он определяет набор образов, которые связаны с каким‑либо понятием в нашем сознании. Это не то, что мы говорим или чётко осознаем, а то, что скрыто даже от нашего собственного понимания, но проявляется в наших поступках. Смысл образов в разных культурах не совпадает».

Культурный код нации помогает понимать её поведенческие реакции, определяет народную психологию. Культура страны влияет (на эмоциональном уровне) на наши переживания, в результате появляется осязаемый образ. Появление осязаемого образа обуславливает мыслительный процесс и формирует наши (те или другие) действия. Другими словами, люди разных стран, имея общую человеческую природу, обладают отдельным ото всех «коллективным подсознательным», «культурным бессознательным», Культурным Кодом.

Славяно-арийские истоки

В последнее время к поискам русского культурного кода привлекаются такие науки, как палеогенетика, лингвистика, археология, история. Выявлять его приходится с наблюдений, описаний, изучения русской жизни — как она складывалась с отдалённейших времен под влиянием круто менявшихся обстоятельств.

Для объяснения загадок русского культурного кода следует обратиться к феномену славяно-арийской (арии — индоиранцы) культурной общности. Наиболее ранним свидетельством её существования является сам язык. Лингвисты, занимаясь анализом диалектных форм Русского севера, насчитывают там уже сотни слов (терминов) санскрита, которые шире по своим значениям, чем классический санскрит. Так, Г.С. Гриневич считает санскрит «вторичным языком по отношению к проторусскому языку»[1] . Ему вторит крупнейший санскритолог Индии Дурга Прасад Шастри, который, побывав в России, сказал: «Если бы меня спросили, какие два языка в мире наиболее близки друг к другу, я бы, не задумываясь, ответил — русский и санскрит».

Время распада этой славяноарийской общности обычно относят к эпохе бронзового века (около 4000 лет назад). Но появляется всё больше данных, уводящих данную общность несравненно глубже — во всяком случае, ко времени последней ледниковой эпохи около 20–10 тысяч лет назад. В памяти этой общности остались Гиперборейские горы, протянувшиеся вдоль 70–60‑й параллели от Урала до Балтийского моря, вместе с отрогами образующими целый горный массив. Эта «горная система», запечатлённая на картах Птолемея, изображает реально существовавший пейзаж. Вот только данные горы, согласно современным исследованиям, трактуются как границы ледников эпохи более древнего Днепровского и позднейшего Валдайского оледенений. Таким образом, возраст индоевропейской традиции, сохранившей эти и другие знания, «вырос» по меньшей мере в пять раз и ушёл в глубину каменного века.

Языковым реконструкциям сопутствует введение в научный оборот генетического кода, позволяющего проследить расселение и миграции носителей различных гаплогрупп, а именно носителей гаплогруппы R1a, распространившейся на Русской равнине. Как показали исследования Y-хромосомы, на Русской равнине вот уже более 5000 лет живут носители гаплогруппы R1a. В русской популяции эта гаплогруппа среди мужчин составляет более 50% (до 100% в некоторых поселениях), в высших кастах Индии — около 70%, а в Западной Европе — около 1%. Примерно 4000 лет назад часть жителей Русской равнины — носителей гаплогруппы R1a — начала движение на юг. От них произошли арийские народы. Оставшиеся стали предками русских людей[2].

Во время ухода указанной части на юго-восток здесь уже существовала высокоразвитая культура. Были многочисленные типы храмов, гражданских сооружений, были слова и выражения для обозначения высоких религиозных понятий. О связи славянской культуры с арийской говорили и писали многие лингвисты и историки. В наши дни убедительные свидетельства таких связей, прежде всего, в области сакральной архитектуры, приводят исследователи А.В. Рачинский и А.Е. Фёдоров. «После распада единой общности носителей гаплогруппы R1a (славяно-ариев) славяне не имели контактов с индоариями… Индоарии сохранили очень многое из того, что когда‑то составляло единую славянскую культуру… Поэтому понимание русской дохристианской культуры во многом связано с Индией»[3] . Культура эта дожила до эпохи христианизации славян и во многом сохранилась после принятия Русью христианства. Речь пойдёт, прежде всего, о формах древней сакральной архитектуры[4] . Однако строительство в славянском мире, и особенно на Руси, с незапамятных времён велось в дереве, а деревянные постройки живут только 400–500 лет. Поэтому можно говорить лишь о формах и композициях, которые воспроизводились на протяжении тысячелетий. Северное деревянное зодчество можно назвать ключом, подобно языковым реликтам и гаплогруппам, указывающим пути миграций распавшейся индоевропейской общности.

В литературе приводилось достаточно свидетельств о существовании храмов задолго до официального Крещения Руси в 988 г. Среди них и договор князя Игоря с Царьградом в 945 году, где сказано, что в Киеве было много христиан и что у них была своя особая церковь св. Илии. По словам летописца, князь Владимир, по принятии христианства, «повеле рубити и поставляти церкви по местам, идеже стояху кумиры». Эти церкви, как показывает само слово «рубити», были деревянные. Символика русского «купола с пучиною» или луковичной главы и многоглавых храмов восходит к древней, дохристианской традиции, о чём пойдёт речь ниже.

Характерно, что только на территории расселения славян широко распространены луковичные главки — от Русского севера, через Закарпатье — до земель со славянским населением Габсбургской империи. Приведём попытку описания такого типа купольного покрытия академиком А.М. Павлиновым, который отмечает: «В Добриловом Евангелии 1164 г. изображён храм, имеющий особое покрытие в виде главы с заострённым подвышением и выпученными боками. Он покрыт чешуёй. Верхняя его часть несколько напоминает луковицу или так называемый куб, а нижняя отзывается скорее деревянною конструкциею, чем каменною. Подобное изображение храмов на прямых столбах, напоминающее деревянную конструкцию, встречается и позднее на наших вышивках. В них также мы видим храм такой же конструкции, т.е. на столбах, с возвышающимся над его серединою куполом. Изображения эти приводят на память описание славянских языческих храмов и, вероятно, составляют, так сказать, отголосок дохристианской эпохи».

Христианство было принято от византийских учителей, они принесли учение книжное, песнопения, фрески, иконы, устройство алтаря. Но, что касается церковной архитектуры, исследователи давно обратили внимание на то, что русский храм, вопреки расхожему мнению, имеет очень мало общего с византийским, в то же время обнаруживая поразительное сходство с архитектурой индоиранской.

Известны наставления мастерам, отправленным за опытом строительства в Константинополь. О том, что прототипом Софии Киевской должна была стать София Константинопольская, свидетельствуют слова летописи: «Укрепився же на княжении (Ярослав) обнови град Киев и созда церковь велику и предивну святыя Софии сиречь Премудрости Божия, точию меньшую от нея». Равноконечный крест, как основа композиции обеих церквей, отличается лишь меньшими пропорциями в случае Софии Киевской. Однако о внешнем сходстве не может быть и речи. Напротив, поражает самостоятельность приёмов или, напротив, — верность некоему традиционному образцу купольных покрытий. Благоговейно созерцая Софию Константинопольскую, увенчанную огромным куполом, киевские мастера пошли своим путём и создали покрытие из 13 куполов — типичное русское многоглавие.

Особенности русского купола

У традиционного русского купольного покрытия издревле было собственное название — верх, глава, маковица или маковка — верх холма или макушка головы (на санскрите — макута). Но, скорее по аналогии с плодом мака, его стали называть луковица (луковичный купол) — в несколько упрощённом, уничижительном духе. Собственный символизм данной формы в новое время был основательно забыт. Однако предки не напрасно на протяжении многих столетий, пользуясь исключительно деревом, постарались донести до нас его символический смысл.

Начнём издалека. В картине мира северных народов священным направлением является Север и далее, «по цепочке» — Полярная звезда, созвездие Большой Медведицы и, наконец, обобщённо — мировая ось (древо), пронзающая мироздание. Основное значение мирового древа — служить материально-чувственным образом невидимой оси, которая, оставаясь неподвижной, приводит в движение мирозданье. Основные характеристики оси — вертикаль, «пронзающая» землю в месте, именуемом «полюс», и устремлённая на Полярную звезду, которая, оставаясь неподвижной, как и сама ось, служит священным ориентиром.

«Остров спокойствия» есть то условное пространство, где проходит «мировая ось». Оно является прообразом всех «счастливых» и «блаженных» островов. Это и прообраз земного рая русской архитектуры — «вертограда ограждённого» или, в целом, прообразом сакрального «центра мира». Пространство окружено водой (остров) или оградой (земной рай). Посреди него — холм, гора, как ещё один образ оси, на котором растёт дерево, а затем возникает храм и город. Таковы этапы материализации «полярной» идеи, образы невидимой силы, приводящей в движение миры. Имеет место ориентация на северный полюс, Полярную звезду и почитание созвездия Большой Медведицы (сакральное семизвездие). Мировая гора и мировое древо, как образы оси, становятся особыми, первостепенными объектами почитания. Они образуют своего рода «полярную традицию» со своим пластом мифов, вычленяемых из ведической, древнегреческой и скифской мифологии[5] . Естественность такого восприятия «сакрального центра» с его непременными атрибутами засвидетельствована и русским фольклором: как с классической простотой и точностью резюмирует А.С. Пушкин в “Сказке о царе Салтане”. Вот как описан «чудный остров» в начале сказки: «Видят — холм в широком поле, море синее кругом, дуб зелёный над холмом». А в её конце даётся такое описание: «А теперь стоит на нём новый город со дворцом, с златоглавыми церквами, с теремами и садами».

Почитание светил и, прежде всего, солнца — как видимых глазу божеств — сочеталось с акцентированием восприятия мирового пространства преимущественно по горизонтали. Оно происходило по четырём сторонам света, среди которых особо священным становилось восточное направление, указывавшее на восход солнца. Квадрат или «крест» сторон света и крест в круге, служивший обычно обозначением солнца, восточная ориентация — таковы основные параметры «солярной» традиции. Хотя «солярную» традицию и можно в известной степени считать «вторичной» по отношению к «полярной», основные элементы обеих традиций обычно сосуществуют в различных культурах и эпохах, то выступая на первый, то отступая на второй план. Пожалуй, черты «полярной» традиции лучше сохранились в культурах народов северных областей Евразии и в Индии, а «солярной» — на Ближнем Востоке и в Двуречье. Остановимся на каждой из них отдельно.

Наглядным выражением «полярной» идеи было колесо, насаженное на ось. Глядя на неё, архаический человек мог воочию увидеть парадокс — неутомимое вращение колеса и неподвижность самой оси. Если уподобить движение мира вращению колеса, то центр его — первопричина вращения — остаётся неподвижным. Однако более зримым выражением движения мира был дневной путь Солнца вокруг Земли. Символом Солнца стал крест в круге. Во многих традиционных культурах Солнце стало первостепенным объектом почитания, отодвинув «невидимую ось» — Полярный символ — на второй план[6].

Однако наше деревянное зодчество, ограниченное размерами «деревянной клети» и его купольным завершением, настойчиво акцентировало полярную идею: направление — Север, ориентир — неподвижная Полярная звезда. И поэтому купол — уже не только образ мирообъемлющего, накрывающего «нашу» землю неба. Пронзающая купол ось уводит в другие пространства, «миры». Как бы усиливая «движение вверх», сам купол пластично вытягивается вдоль оси, нарушая свою полусферичность. Это уже не простая полусфера, её второе «нарушение» состоит в том, что древнерусский купол — непременно с «пучиной» глав. Важно увидеть разницу между куполом полусферическим, образом небесного свода, и куполом с пучиной. Такой купол или глава, начинаясь от круглого основания, плавно набирает ширину, вспучивается, а затем сужается. Но при этом он не завершается сферически, а вытягивается вдоль собственной оси в виде шпиля или креста. Символика оси, по сути своей полярная, выражена здесь в полной мере, хотя смысл её основательно забыт![7]

Не следует забывать и другой смысл пучины, этой важной формы деревянного зодчества, отражавшей народные вкусы и устойчивые представления о красоте. «Первая красота здания, — пишет русский историк И.Е. Забелин, — заключалась в его покрытии, кровле. Можно сказать, что в этих понятиях носилась мысль, представлявшая здание как бы живым существом, поэтому и кровля здания, в известном отношении, приобрела значение головного убора, так как и окна приобретали значение очей»[8].

В архаических представлениях наших предков голова и головной убор осмысливались глубоко космологически. Островерхая шапка скифа, казаха или монгола, древнерусский шлем, и в особенности шапка Мономаха, несут древний космологический смысл купола, пронзённого осью. В шапке Мономаха мировое древо на вершине кургана превратилось в крест, и сама она смотрится как завершение русского одноглавого храма. В “Кормчей книге” завершение храма трактуется следующим образом: «Верх церковный есть глава господня, главу бо церковную держит Христос, шею — апостолы, — пазухи (паруса сводов) — евангелисты». Такая трактовка верха как «главы» на «шее» и «плечах» подтолкнула строителей, по мнению И.Е. Забелина, к тому, чтобы приравнивать и наружный вид храма к человеческой форме. В этом он видит причину того, «почему наши строители из плоского византийского купола постепенно должны были выработать очень знакомую нам форму настоящей главы, то есть одеть церковный лоб особым куполом с пучиной, как технически обозначалась выпуклая шарообразная форма главы, и почему, наконец, такая глава ставилась даже и там, где никакого купола не было, ставилась глухою на глухой же столпообразной шейке лишь с одной мыслью, что в сущности это символ»[9].

Русское многоглавие

София Киевская стала первым образцом перевода в камень традиционной формы русского купола, от которой мастера не отступили и впоследствии. Ответом на огромный купол продолжало оставаться многоглавие, уже не только в дереве, но и в камне, ибо древнейшие многоглавые храмы Руси были деревянными. В 989 г. в Новгороде построили дубовый храм св. Софии «о тринадцати версех». В том же году в Ростове поставили дубовую церковь Успения Богородицы — «вельми чюдну и прекрасну, яко же до тая не бысть така церквы, ниже потом имать быти»[10].

Возможно, прообразом их была деревянная церковь Софии в Киеве, сгоревшая в 1017 г. Существует предположение, что тринадцатиглавие каменного Софийского собора повторяет число глав деревянной Софии, которую традиция связывала с великой княгиней Ольгой. Каменная Десятинная церковь, сооружённая в 989–996 гг. и перестроенная в 1039 г., была 25‑главой. Известны деревянные церкви с числом глав более 20 — это церковь Покрова в Вытегре, ансамбль Спасо-Преображенского Кижского погоста, наконец, собор Василия Блаженного, который изначально был 25‑главым.

Самобытность и разнообразие форм русского храмового многоглавия особенно заметны на фоне Византии. Здесь преобладали одноглавые храмы, а пределом было пятиглавие, точнее пятикуполье. До X–XI вв. купола не выглядели главами, так как их световые барабаны были низкими и снизу их почти не было видно. Не было многоглавия ни в византийских провинциях, ни в Европе.

Приёмы и формы деревянного храмового зодчества уходят в глубокую древность. Начальной формой и основной ячейкой строительства была клеть, то есть четырёхугольный сруб из брёвен. Группа таких однородных форм составляла более обширное здание — хоромы или храм, причём каждая часть покрывалась своей особой кровлей. Историк архитектуры Н.И. Брунов считает многоглавие характерной чертой русской деревянной архитектуры. «Оно существовало на Руси, — пишет он, — ещё во времена языческих капищ, сооружавшихся в виде групп из нескольких срубов, которые были увенчаны множеством глав»[11].

Собственно многоглавие было переосмыслено в духе христианской числовой символики. С помощью глав и главок, меньших по размеру и ярусно расположенных, можно было изобразить в силуэте храма всю церковную иерархию. Так, 13 глав символизировали Спасителя и 12 апостолов. Апостольская миссия первых столичных храмов выразилась ещё и в том, что построенные при Ярославе шесть каменных храмов все имели по 12 столпов — по числу апостолов. Явление это уникальное, так как ни до, ни после Ярослава — ни на Руси, ни в Византии — таких храмов не строилось. Ярослав, однако, закрепил в камне символику числа «12», которое было избрано князем Владимиром: для соединения всех восточнославянских земель он послал 12 сыновей в 12 городов.

Следующий расцвет многоглавия связан с подъёмом Московской державы, и начало его приходится на середину XVI в. Первый, «киевский», период знаменовал образование великокняжеского государства. Второй, «московский», — создание царства, сопровождавшееся объединением и сплочением русского народа. Подъём национального самосознания в условиях укрепления государственности находил выражение в создании многоглавых и шатровых храмов.

При этом многоглавие московского периода отличается осуществлением в камне форм, выработанных деревянным народным зодчеством. Подробно разрабатывается тема столпа с шатровым покрытием, окружённого главами. Около середины XVI в. в селе Остров под Москвой, загородной резиденции Ивана Грозного, была построена каменная церковь Спаса Преображения с главой на шатре, 12 главками в его основании и главами двух пределов по сторонам — всего 15 глав. В 1547 г. в другой резиденции в Дьякове возведена церковь Иоанна Предтечи с главами на пяти столпах и двумя главами над входом. Кроме того, центральный барабан был окружён восемью главками — всего 15 глав. Наконец, в 1560 г. на Красной площади в Москве сооружается Троицкий собор на Рву, именовавшийся также Покровским на Рву, а с XVIII в. — собором Василия Блаженного. Его центральный шатёр был окружён восемью главками, а барабан Входоиерусалимской церкви — четырьмя. Вместе с четырьмя главками предельной церкви «под звоном» и основным девятиглавием Троицкий собор был возведён, следовательно, сразу 25‑главым.

Перенесение форм деревянного зодчества на камень, с небольшой сельской или посадской церквушки — на огромный храм было своего рода переворотом в церковном зодчестве, вобравшем в себя и вполне освоившем народные образцы. Старые храмы умножали число глав, пристраивая приделы. В 1564 г. был превращен в девятиглавый Благовещенский собор, а немного позднее получил девятиглавие древнейший кремлевский собор Спаса на Бору (XIV в.). Здесь же сооружается одиннадцатиглавый Верхоспасский собор, включивший остатки церкви времён Дмитрия Донского и других. В 1656–1685 гг. возведён девятиглавый собор Ново-Иерусалимского монастыря под Москвой. Множество деревянных многоглавых храмов продолжало воздвигаться на севере, в Поволжье, в Сибири. Среди них первое место занимают Кижи, где два самых замечательных храма образовали единственный из сохранившихся ныне ансамблей, построенных по принципу «многоглавие рядом с многоглавием».

Наиболее впечатляющим оставался 25‑главый Троицкий собор на Рву (собор Василия Блаженного). Его центральный столп, завершённый шатром с ожерельем из восьми главок, окружён главами восьми столпов, составляя девять церквей на одном основании. Многоглавая церковь оказалась помещённой в середину многоглавого собора. Весь ансамбль воспринимался как сказочный город, выражавший народные устремления к идеальному преображённому граду. На старинных картах его именуют Иерусалимом. Западный столп собора именовался Входоиерусалимской церковью. Помещением для молящихся служила вся Красная площадь как образ «мирообъемлющего храма» под открытым небом, где сам Троицкий собор мог одновременно символизировать — продолжая апокалиптическую символику «небесного Иерусалима» — престол святой Троицы с 24 престолами святых[12].

Философ князь Е.Н. Трубецкой писал: «Я никогда не видел более наглядной иллюстрации той религиозной идеи, которая олицетворяется русскою формою купола-луковицы. Её значение выясняется из сопоставления. Византийский купол над храмом изображает собою свод небесный, покрывает землю. Напротив, готический шпиц выражает собою неудержимое стремление ввысь, подъемлющее от земли к небу каменные громады. И, наконец, наша отечественная «луковица» воплощает в себе идею глубокого молитвенного горения к небесам, через которое наш земной мир становится причастным потустороннему богатству. Это завершение русского храма — как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту заостряющийся. При взгляде на наш московский Иван Великий кажется, что мы имеем перед собою как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою, а многоглавые кремлёвские соборы и многоглавые церкви суть как бы огромные многосвещники. И не одни только золотые главы выражают собою эту идею молитвенного подъёма. Когда смотришь издали при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город со множеством возвышающихся над ним храмов, эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе как дальнее потустороннее видение града Божьего»[13].

Загадки куполов Алупкинского дворца

Древняя связь Руси с арийской Индией находит самое неожиданное выражение. Речь идёт о дворце в Алупке (Крым), построенном по проекту английского архитектора. На рубеже XVIII–XIX вв. Великобритания, в то время числившая среди своих колониальных владений Индию — «лучшую жемчужину британской короны», — переживала подъём интереса к индийской культуре благодаря открытиям в области её философии и литературы. Эти работы оказали заметное воздействие на воображение английских архитекторов и художников. Самым ярким проводником этих увлечений стал принц-регент, будущий король Георг IV. Его летняя резиденция в Брайтоне, перестроенная из простого загородного дома в роскошный дворцовый ансамбль, стала выдающимся произведением так называемого «индосарацинского» стиля.

Ещё один шедевр английской архитектуры, вдохновлённый индийскими мотивами, находится далеко от берегов туманного Альбиона. Это упомянутый выше дворец в Алупке, построенный по проекту английского архитектора Эд. Блора для генерал-губернатора Новороссии и Крыма графа М.С. Воронцова. Ни английские, ни отечественные архитекторы не обратили внимания на то, что купола Алупкинского дворца совсем не похожи на Брайтонские — это купола с пучиной, но на квадратном основании, с четырьмя острыми гранями, так называемые кубоватые!

Среди вариантов купольного покрытия, распространённого в деревянном зодчестве, более редки, но наиболее интересны кубоватые купольные покрытия. Разнообразию купольных покрытий уделено внимание лишь в узкопрофессиональных работах по деревянному зодчеству Русского севера и Закарпатья. Здесь находим те первообразы, распространившиеся на юго-запад и на юговосток, однако их сравнительный анализ не разработан. Историки архитектуры не обратили внимания и на варианты купольного покрытия или главы с пучиной в зависимости от того, на какое основание она опирается — круглое, восьмигранное или четырёхгранное квадратное. Кубоватые покрытия использовались не только в церковном, но, и притом чаще, в хоромном строительстве Центральной России. Ярким примером является деревянный дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском. Нам представляется, что купол с пучиной, будь то в русских церквах или в могольской архитектуре Индии, — форма сакральная, приличествующая храму или гробнице. Кубоватое купольное покрытие, будучи декоративным, более использовалось как дворцовое, а если в культовом ансамбле, то как подчинённое. И нельзя не воздать должное тонкости вкуса, деликатности архитектора, который предпочёл увенчать башни Алупкинского дворца «арийским» купольным покрытием с пучиной на квадратном основании, или «кубоватым» куполом.

Брайтон, Королевский павильон, купола

Мавзолей с четырьмя чаттри, беседками с кубоватым покрытием

Примечания:

1 – Гриневич Г.С. Праславянская письменность. Результаты дешифровки. М., 1993; Жарникова С. В. След ведической Руси. Научное обоснование происхождения ариев на севере Евразии. М. 2015.

2 – Клесов А.А., Пензев К.А. Арийские народы на просторах Евразии. М., 2015. Цит. по: Рачинский А. В., Фёдоров А. Е. Русская церковь — хранительница народной христианской культуры. М. 2015, с. 7 и сл.

3 – Рачинский А. В., Фёдоров А. Е. Русская церковь — хранительница народной христианской культуры. М. 2015, с. 10.

4 – Только в русской и арийской архитектуре встречаются бочки, крещатые бочки, кубоватые покрытия, «горы кокошников», храмы c кувшинчиками, храмы с зонтиками-главками, золотые купола, надвратные храмы. Широко распространены шатровые храмы, многоглавые храмы, маковки-луковицы, коруны, стамики и др. архитектурные формы.

5 – Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. М., 1974; Куклина И. В. Этногеография Скифии по античным источникам. Л. 1985.

6 – Символика креста и мирового древа занимает центральное место в традиционном и мифопоэтическом сознании, моделируя пространство и время, воплощая универсальную концепцию мира. При этом древо мировое означает ось мира и сам мир; крест скорее акцентирует место человека в мире. Сближение и совмещение обоих оттенков значений происходит в самом начале христианской эпохи. Это прослеживается в раннесредневековых представлениях, согласно которым крест сделан из ветвей Древа познания добра и зла; в восхвалениях креста как «процветшего» и «животворящего» древа.

7 – Рене Генон основательно разобрал разницу между символикой солярной и полярной. Первая строится вокруг культа солнца, её священная ориентация — восток. Вторая, свойственная северным народам, освящает мировую ось, проходящую через три мира, и её ориентиры — Полярную звезду, созвездие Большой медведицы и проч. Купол «накрывает» мир; купольное покрытие в виде «главы» вытягивает мир вдоль оси, обеспечивая выход во внеземные пространства.

8 – Забелин И. Е. Русское искусство. Черты самобытности в древнерусском зодчестве. М., 1900. С. 57.

9 – Там же, с. 81.

10 – Брунов Н.И. К вопросу о некоторых связях русской архитектуры с зодчеством южных славян // Архитектурное наследство. №2, 1952. С. 26.

11 – Там же.

12 – Брунов Н.И. Собор Василия Блаженного. М., 1988. С. 78.

13 – Трубецкой Е. Н. Умозрение в красках. СПб., 1916. С. 8–9.

Публикация: Изборский клуб №10(86)

культурно-исторический код, культура, история, архитектура, славяне

Источник:

Если вам понравился материал, пожалуйста поделитесь им в социальных сетях:
Материал из рубрики: