Расчеловечивание русского человека. По поводу публикации «Достоевский и Пакт Молотова-Риббентропа»

82

Любые обвинения русской литературы и ее гения Ф.М.Достоевского в идеализме, чрезмерном гуманизме, жертвенности – очень опасны и поэтому недопустимы …

На днях известный в медийных кругах публицист Юрий Нерсесов, называющий себя политическим провокатором, ненавистник Достоевского, основатель Сексуально-политического клуба им. Сонечки Мармеладовой, разразился очередным антирусским опусом «Достоевский против Пакта Молотова-Риббентропа». Часть1. Часть 2.Осознавая значение великого писателя в русской и мировой культуре, с целью подстраховать себя от упреков в чрезмерной пристрастности, он заручился поддержкой двух соавторов: историка античной философии Сергея Лебедева и писательницы, автора книги «Иосиф Джугашвили. Самый человечный человек», Елены Прудниковой. Главная задача их публикации показать, что в основе парадигмы ряда видных либеральных политиков (А.Яковлева, Г.Попова, Б.Немцова и др.), приведшей к краху СССР и оказавшей разрушительные последствия для России, лежит великая русская литература и в первую очередь творчество Достоевского. Для тех, кто знает и ценит Ф.Достоевского большего абсурда представить нельзя, но, а для тех, кто не знает? Тогда глумливые и лживые слова этой публикации проникнут ему в душу, отравят сознание. Именно для этих читателей мне пришлось, отбрасывая эмоции, вчитываться в творение Нерсесова сотоварищи.

Ю.Нерсесов, С.Лебедев и Е.Прудникова утверждают, что сознание русских интеллигентов, среди которых многие потом стали либералами-перестройщиками, было больно́. «Имя этой болезни – идеализм. Не в марксистском понимании, а в культурном и психологическом, когда человек выдумывает себе некий идеал, а потом бичует реальность за то, что она этому идеалу не соответствует. Хворью этой наградили нас великая русская литература и великая русская философия второй половина XIX века… Сладкий яд мечты об идеале был растворен в русской литературе и публицистике, пропитал её насквозь. А когда в ХХ веке в школах изучали великую русскую литературу, вместе с ней дети получали и порцию яда. Большинство старшеклассников благополучно пропускало школьную науку мимо ушей, но “книжные”, интеллигентские дети относились к делу серьезно. И вот в поисках идеала юные интеллигенты постепенно становились идеалистами-диссидентами, ведь сущность диссидентства – это как раз яростная критика существующего строя за то, что он не отвечает некоему выдуманному идеалу. Ну а потом пришли господа яковлевы, которые сами-то ни разу не идеалисты, и дальнейшее – дело техники. А поскольку идеологии и национальной идеи у нас по-прежнему нет, в пустоте растут и ветвятся уже новые сказки, которые их авторы хотят провозгласить новой былью».

Вывод: в современном безжалостном мире возвышенные идеалы любви, добра, правды, самопожертвования не нужны, они мешают быть конкурентоспособными и поэтому их нужно забыть.

В качестве отправного пункта публикации взята критика идеологом перестройки А.Яковлевым Пакта Молотова-Риббентропа. По мнению А.Яковлева, «с заключением договора оказались нарушенными какие-то глубинные элементы демократического мироощущения в целом. Ни коммунисты, ни подавляющее большинство других левых сил и движений предвоенного времени, даже не зная и не подозревая о существовании секретных протоколов, не были готовы к тому, чтобы допустить саму возможность договоренности с Гитлером о чём бы то ни было. Не считаться с умонастроениями, этическими убеждениями общественности – значит становиться на позиции, которые рано или поздно оборачиваются нравственными и идейно-социальными потерями, что и произошло в действительности».

СССР, заключая договор с фашистской Германией, добился тактических целей – оттянул войну на 2 года, но проиграл в стратегическом плане. То есть, политика Советского Союза, согласно Яковлеву, в эти годы должна была быть не прагматически-приземлённой, а более идеалистической, более жертвенной что-ли. И в связи с этим авторы обращаются к Ф.Достоевскому, который в годы русско-турецкой войны 1877-78 гг. писал о жертвенном подвиге России по отношению к славянским народам, и которого авторы считают духовным предшественником А.Яковлева.

Но Ф.Достоевский, в отличие от многих либеральных интеллигентов, мечтающих, что после краха коммунизма в России наступит буржуазно-либеральный рай, никогда не был глупым идеалистом, прекраснодушным Маниловым. Достоевский был глубочайшим психологом-реалистом. Интуиция гениального художника помогла ему сделать в отношении освобождаемых славянских народов политическое предсказание, которое сбылось на все 100%.

«По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, – писал Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», – не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!.. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, “имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени”… Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, … признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее… Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия – страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров. России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя её в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит – Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае».

Сделав такой прогноз, Ф.М.Достоевский продолжает: «Скажут: для чего это всё, наконец, и зачем брать России на себя такую заботу? Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания – вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите… Выказав полнейшее бескорыстие тем самым Россия и победит, и привлечёт, наконец, к себе славян; сначала в беде будут прибегать к ней, а потом когда-нибудь, воротятся к ней и прильнут к ней все, уже с полной, с детской доверенностью. Все воротятся в родное гнездо».

Сравнивая эти слова с высказываниями и взглядами А.Яковлева и других либералов, мы увидим, что, несмотря на то, что и у Достоевского и у Яковлева речь идет о приоритете наднациональных ценностей над национальными, по сути, их позиции диаметрально расходятся. Если у А.Яковлева и либералов приоритетом являются общечеловеческие, либеральные ценности, ради которых Россия может даже распасться, чтобы войти в европейский мир, то у Ф.М. Достоевского – цивилизационные, православные, общеславянские ценности, которые позволят России приумножиться в братском союзе славянских народов. Поэтому так называемое «самопожертвование» России у либералов и Достоевского логически не равнозначно, поскольку в них идет речь о разных целях, разных жизненных стратегиях. И отождествлять эти разные цели-идеалы, а потом обвинять русскую литературу – это верх слепоты (или цинизма).

По Достоевскому, «если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим “интересам” (к чему призывают нас авторы публикации), то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению, в великое целое. Тогда только скажет всеславянство своё новое целительное слово человечеству… Выше таких целей не бывает никаких на свете. Стало быть, и “выгоднее” ничего не может быть для России, как иметь перед собой эти цели, всё более и более уяснять их себе самой и всё более и более возвышаться духом, в этой вечной, неустанной и доблестной работе своей для человечества» (Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1877. Ноябрь).

Таким образом, идеалы бывают разные: разрушительные и созидательные. Из произведений Достоевского мы ясно видим, что общеславянский идеал – это не общечеловеческий, либеральный. Служа общеславянскому идеалу и, в конечном счете, на благо человечеству, Россия не изменяет своей сути, своему цивилизационному генокоду (в отличие от либералов, которые такой генокод отрицают в принципе). Вступая в 1877 году в войну с турками, Россия боролась за возрождение православной цивилизации, то есть за свою собственную цивилизацию и за свое собственное будущее. В результате этой войны православная цивилизация на Балканах освободилась от мусульманского ига, получила возможность для своего укрепления и развития. И пусть новые славянские государства под разного рода конъюнктурными предлогами потом отвернулись от России и повернулись к Западу, кто знает, быть может, пророчество Достоевского о союзе православных славянских народов когда-нибудь сбудется.

Западная Европа находится в глубоком культурном кризисе. Молодые члены ЕС чувствуют там себя неуютно. Вполне возможно, что на основе общих ценностей православной цивилизации, подтвержденные социологическими измерениями известного голландского социолога Г.Хофстеде, в будущем может возникнуть конфедерация православных славянских народов во главе с Россией. Но для этого России необходимо национально-культурное Возрождение, освобождение от космополитической либеральной утопии.

Но это тема отдельного разговора. А я на этом заканчиваю свою реплику по поводу публикации Нерсесова и его коллег. За её рамками остались их упрёки философу Владимиру Соловьеву, разбор которых чрезмерно бы расширил тему. В заключение мне хочется сказать читателям, что любые обвинения русской литературы и ее гения Ф.М. Достоевского в идеализме, чрезмерном гуманизме, жертвенности очень опасны и поэтому недопустимы. Это удар в самую суть русского генокода, это расчеловечивание русского человека. Ибо, что такое Россия без Достоевского, Пушкина, Гоголя, Толстого с их бессмертными словами в защиту «униженных и оскобленных», братства народов, нестяжания и справедливости? Я говорю очевидные вещи, но, видимо, что уже настало время для дискуссий и о когда-то бесспорных понятиях. Понятиях, без которых наступает тьма и духовное безмолвие.

Михаил Мамонов, философ

Источник: ruskline.ru
Если вам понравился материал, пожалуйста поделитесь им в социальных сетях:
Материал из рубрики: