10 апреля 1945 года в Кремле состоялась встреча Патриарха Алексия I и Сталина.
Алексий (Симанский) и Иосиф Сталин были людьми одного поколения, фактически одногодками, оба учились в духовных школах, один пошел по церковной линии, стал служителем Церкви и со временем, в феврале 1945 года, был избран предстоятелем Русской Православной Церкви. Второй увлекся революционными идеями и принимал самое активное участие в революционной деятельности, приведшей к смене в стране политического строя.
В годы репрессий, устроенных советской властью против Церкви, в том числе и попустительстве Сталина, епископ Алексий лишь чудом избежал гибели. В 1939 году гонения перестали быть массовыми, а в годы Великой Отечественной войны власть пересмотрела отношение к Русской Православной Церкви. В 1943 году три иерарха, среди которых митрополит Алексий (Симанский), были вызваны в Кремль, где имели непростую и долгую беседу со Сталиным. Для Церкви встреча имела положительные итоги, а спустя полтора года Алексий (Симанский), ставший по смерти Патриарха (Сергия) предстоятелем Русской Православной Церкви, вновь встретился с главой государства.
Об этой встрече, а также об отношении Сталина к Церкви «Русской Планете» рассказал протоиерей Владислав Цыпин, профессор, доктор церковной истории, магистр богословия, заведующий кафедрой Церковно-практических дисциплин Московской Духовной Академии.
«Русская Планета» (РП): Какие вопросы обсуждались на этой встрече?
Протоиерей Владислав Цыпин (ВЦ): Встреча состоялась в конце Великой Отечественной войны, и поэтому, очевидно, речь шла о патриарших посланиях к пастве, связанных с завершением войны, об обращениях патриарха Алексия I к предстоятелям Православных Церквей на Балканах, где также завершались военные действия. Речь идет о Румынии и Болгарии, которые в войну вступили на стороне Германии, но позже вышли из гитлеровской коалиции и перешли на сторону Советского Союза.
Эта встреча была нужна в целях военных и политических, с другой стороны Патриарх поднимал вопросы, касающиеся разного рода разрешений на восстановление церковной жизни, открытия епархий, приходов и духовных школ.
РП: Ставился ли на встрече вопрос, чтобы Москва стала своего рода центром православия в Европе и возглавила конфедерацию славянских Поместных Православных Церквей?
ВЦ: Я думаю, что и эта тема могла затрагиваться, но все-таки после войны она приобрела большую актуальность.
РП: Можно ли сказать, что перемена отношения государства к Русской Православной Церкви – это заслуга прежде всего Сталина? Кто еще из советского руководства осознавал, какой силой обладает Церковь?
ВЦ: Думаю, что инициативу Сталина поддерживали, судя по последующим событиям его ближайшие помощники – Молотов, Маленков. Я затрудняюсь сказать о каких-то других лицах.
РП: Что двигало Сталиным в 1943 году в принятии судьбоносного для Церкви решения, только ли чистый прагматизм или в нем «проснулся» верующий человек?
ВЦ: Прагматизм, несомненно, имел место, но, наверное, не его не следует понимать узко, какие-то ближайшие цели и задачи имелись в виду, но, очевидно, что и принципиальное изменение отношение к Церкви, оно отчасти наблюдалось даже в предвоенные годы. Массовые репрессии закончились в 1939 году, и их не было на территориях, которые вернулись в состав нашего государства в 1939-1940 годах, аресты совершались, но это отдельные случаи. Но храмы и монастыри на территории Прибалтики, Западной Украины, Белоруссии, Молдавии, кроме отдельных случаев не закрывались. Думаю, что имело место некоторое переосмысление ситуации, потому что гонения на Церковь были созданы, как не имеющие никакого политического значения, но только идеологическое. А политические темы были тогда поставлены на первое место, в отличие от более раннего времени, когда идеология очень сильно давала о себе знать, если не сказать доминировала. Для власти Церковь не являлась политическим противником, она была идейным, идеологическим антиподом. Из этого исходила политика руководства страны.
Что же касается того, что происходило в душе Сталина, об этом нам сказать очень трудно. Никаких прямых достоверных свидетельств о его обращении мы не имеем. Имеем некоторые, но они носят скорее апокрифический характер, чем достоверный. Но я бы так сказал, я думаю, что за исключением периода юности, Сталин был религиозным человеком, он окончил духовное училище, учился и фактически закончил духовную семинарию, был исключен из нее перед выпускными экзаменами. Но в семинарские годы, очевидно, утратил веру и стал атеистом, так он себя тогда осознавал. Но став более взрослым, солидным человеком, он уже имел мировоззрение агностика. Т.е. он, вероятно, уже не мог сказать, не мог ответить на главный вопрос – есть ли Бог, считая этот вопрос находящимся за пределами человеческого постижения, а раз так, то он мог маневрировать.
Источник rusplt.ru
