Наблюдаемый кризис культуры – это итог «проседания» реальности под давлением кинематографа
Пускай сегодня уже нет таких фильмов, которые бы смотрели все, но всё равно практически все смотрят кино. И тот общий знаменатель, который есть во всех фильмах, влияет на аудиторию. Кино задаёт образцы поведения, эмоциональных реакций, оно рисует картины жизни, с которыми мы сравниваем реальность. Мы разговариваем фразами, сказанными на экране, поём песни из фильмов. Уже практически 100 лет человечество находится под мощным воздействием кинематографа (отсчёт можно вести с 1927 года, когда появилось звуковое кино – до этого фильмы были лишь ожившими комиксами).
Удивительно, но, несмотря на это, мы до конца не отдаём себе отчёта, насколько серьёзно наша культура деформирована этим воздействием. Мы привыкли относить кино к сфере развлечения, а серьёзная («настоящая») жизнь протекает вне этой сферы. Отсюда иллюзия, что кино не затрагивает никаких основ. Можно оставаться самим собой, просто, захотев расслабиться после работы, включить телевизор или компьютер и что-нибудь посмотреть в своё удовольствие. Но не тут-то было. Кино влезает в наш разум и начинает перестраивать его – в соответствии со своей системой ценностей.
Ценности эти могут меняться от фильма к фильму. И есть такие картины, которые явно заряжены злом (деструктивностью, негативом). Эти фильмы часто подвергаются заслуженной критике. Люди, имеющие правильное культурное воспитание, обычно подобные ленты не смотрят. А смотрят другие («хорошие») фильмы, предполагая, что таким образом они оказываются защищёнными от культурной деструкции. Однако и хорошие фильмы меняют нашу культуру к худшему. Если мы недовольны той культурой, в которой сегодня находимся, считая, что она поощряет безнравственность, инфантильность, духовное расслабление, отсутствие чёткой гражданской и жизненной позиции, насаждает культ денег, материального благополучия, публичной славы, то в значительной степени именно кино ответственно за то, что наша культурная среда заслуживает эту оценку.
Наблюдаемый кризис культуры – это итог «проседания» реальности под давлением кинематографа. Если взять любой из «хороших» фильмов, то в нём обязательно найдётся много достоинств. Мы потому и называем его хорошим, что он учит добру, в нём правильно расставлены акценты, есть положительные герои, и зритель проходит через катарсис (моральное очищение), становясь чуточку лучше. По отдельности такие фильмы – замечательные. Но если рассматривать их в массе, как культурный фон, картинка будет иной.
Фильмы существуют вовсе не как изолированные объекты. Они цепляются один за другой. Мы выбираем фильмы, ориентируясь не только на рейтинг или описание сюжета, но и на понравившегося нам режиссёра или любимых актёров. Так было всегда. Имена актёров и режиссёров выносились на афиши, чтобы привлечь зрителей.
Эти «люди кино» представляют собой стержень, на который и собирается весь кинематограф. Это ствол дерева кино. Новый популярный актёр – очередное кольцо на срезе. Но если настоящее дерево гниёт изнутри (в труху превращаются внутренние кольца), то тут ситуация обратная – бросается в глаза, что гнилью поражены внешние, последние кольца. Старые актёры (актёры старого кино) выглядят более благонадёжно.
Однако не следует забывать, что когда-то и они были внешними кольцами. Характер процесса ведь не поменялся, просто прошло больше времени, и результат стал более очевидным. Подгнивание же шло всегда.
Почему мир книг изначально более здоров по сравнению с миром кино? Когда мы открываем книгу, мы получаем прямой доступ к заключённым в ней смыслам. Читатель взаимодействует с текстом без посредников, и результат этого взаимодействия зависит от качества книги и качества читателя, а больше не от чего. В мире кино смыслы нам доносят актёры. И то, что мы получаем в итоге, в значительной степени зависит от того, что представляют собой эти посредники.
Теория актёрского искусства утверждает, что хороший актёр способен перевоплощаться в своего героя. Мы видим на экране не личность актёра, а персонажа, актёру вовсе не тождественного. Это и так, и не так. Конечно, зрителю нужно, чтобы персонаж был живым и цельным. С героями мы себя отождествляем, сильными и красивыми людьми – восхищаемся, негодяев – ненавидим. Эти эмоции обращены на созданные образы, которые мы прекрасно отличаем от актёров.
И всё же, что происходит, когда мы хотим посмотреть фильм именно с данным актёром? У нас ведь есть определённые ожидания. Мы складываем все его образы и получаем некий инвариант, в котором больше от личности самого актёра, чем от его персонажей. Что-то подобное происходит и при кастинге. Режиссёры примеряют актёров к роли. Чем они руководствуются? Один актёр может потянуть роль, а другой нет. Это зависит не только от таланта, но и от глубинной корреляции личности актёра и персонажа. Одни и те же персонажи, сыгранные разными актёрами, получат разные сценические портреты. Так или иначе, инвариант будет проступать. И когда зритель идёт смотреть на актёра, он хочет увидеть в роли заведомо известные ему черты.
Конечно, этот инвариант ещё не есть сама личность. Актёр может попасть в ловушку амплуа. Роли, которые принесли ему успех, во многом определяют характер тех ролей, которые ему будут предлагаться в дальнейшем. А сам человек может быть гораздо больше своего суммарного сценического образа.
Но и в этом случае существует корреляция между личностью и образом, как прямая (личность перетекает в образ), так и обратная (образ влияет на личность). Подобное взаимное влияние имеет прямое отношение к кинематографической деформации культуры.
Актёр может изображать «простого человека», то есть представителя окружающей нас повседневности. Его герой – это один из нас. Но сам актёр не является таким человеком. Он живёт совсем другой жизнью, весьма специфической. Особенно известный актёр.
Если актёр талантлив, степень его перевоплощения будет высокой. Но и разница в образе жизни героя и самого актёра может быть весьма значительной. Попервоначалу сила таланта может перекрывать этот разрыв между его собственной жизнью и жизнью его персонажа. Но чем больше будут подниматься гонорары, накапливаться известность, прощаться грехи и погрешности, тем сложнее будет таланту компенсировать бытийный разрыв. Личность актёра неизбежно будет меняться, и эти изменения всё с большей силой будут прорываться в его сценические образы.
Скажется и обратная связь. Интерес зрителей к актёру не сводится лишь к смотрению фильмов. Полюбившиеся актёры легко превращаются в кумиров, когда становится интересным буквально всё, что имеет к ним отношение. На самом деле зритель всё равно слишком далёк, чтобы увидеть реальную личность, но он видит инвариант, суммарный образ, и очаровывается именно им. Актёру же приходится подыгрывать зрителю, поддерживать эту возникшую картинку, а значит, переносить на личность, а через неё и на новые роли те черты, которые были восприняты как присущие его публичному образу.
Историческая динамика актёрского ремесла, таким образом, приводит к поступательно нарастающему отклонению персонажей от их жизненных прототипов в сторону актёрства. Актёры всё в большей степени начинают играть самих себя, а не людей из «нормальной жизни». Это, конечно, сказывается и на качестве фильмов. Картины получаются более поверхностными, «искусственными», происходящее на экране воспринимается как явно относящееся к игре, сконструированное и неподлинное.
Но именно этот неподлинный, наигранный мир всё равно оказывается модельным образцом, на который мы поневоле равняемся. Мы ставим актёров на пьедестал и неизбежно, часто неосознанно, стараемся им подражать, перенося киношность с экрана в реальную жизнь. То есть износ реальности происходит дважды: кинематограф не может адекватно отразить бытие, потому что актёры к этому бытию отношения уже практически не имеют, они живут совсем в другой плоскости; и само бытие утрачивает подлинные корни, поскольку под влиянием кинематографа они заменяются киношным эрзацем.
И дело тут вовсе не в персоналиях. Персоналии – это производная от современной нам стадии процесса, начавшегося не вчера, а сто лет тому назад. Наши претензии к кинематографу показывают, насколько мы наивны. Невозможно передать на экране состояния души, которые душа актёра не проживала. Нельзя получить в образе киногероя цельную личность, если играющий его актёр состоит из множества перепробованных личин – сегодня он положительный персонаж, завтра подлец, и что мы хотим иметь в итоге – учителя жизни? Если стекло было разбито, из кусочков можно сложить витраж, но цельного полотна уже не будет. Постоянная игра приводит к измельчанию, и всякое ожидание масштабности тщетно.
Возможно, уже пора прийти к мысли, что кинематограф – это яд. Пусть он действует не сразу, но токсины накапливаются в социальном организме, и – чтобы не говорить «убивают», скажем – угнетают его. По-хорошему, смотреть кино не следует, чтобы не усугублять это, но возможно ли последовать данному совету?
Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»
Фото: Кадр из сериала Чикатило
Источник: ruskline.ru
