У многих из нас свои счёты с Советским Союзом, советской цивилизацией. Со многим важным для меня я уже разобрался. Большая часть моих личных счетов закрыта. Но долго не заживающей раной для меня лично были распродажи искусства во 2-й половине 1920-х – начале 1930-х гг. Я хорошо помню большую публикацию в перестроечном журнале «Огонек». Для меня это огромная трагедия. Десятки шедевров первого ряда навсегда покинули нашу страну. Грешным делом, я до сих пор ненавижу Национальную галерею в Вашингтоне, которую вполне можно считать филиалом Императорского Эрмитажа. До сих пор у меня сложное отношение к Метрополитен-музею, в котором можно найти эрмитажные шедевры, а также к Музею Галуста Гюльбенкяна в Лиссабоне, к Рейксмузеуму в Амстердаме, к Национальной галерее Виктории в Мельбурне и другим. До сих пор для меня англо-саксы – бессовестные стервятники, многие великие музеи мира – это такие склады вещественных доказательств великих преступлений. Кстати, эталоном такого хранилища является Британский музей, настоящий памятник жесточайшему в истории колониализму и геноциду.
Но шло время, я узнавал больше и больше. И мое отношение к продажам, а точнее моё отношение к советским политикам в музейном деле стало меняться. В разное время эти политики были разными. Безусловно главным пострадавшим, главной жертвой распродаж оказался Эрмитаж, это истинное чудо, достояние всего человечества. Эрмитаж потерял огромное количество шедевров первого ряда. Что-то безвозвратно ушло за границу, что-то было передано в другие советские музеи, а после развала СССР тоже по сути было утрачено нашей страной.
Безусловно этим продажам национального достояния нет оправдания. И эта рана не заживёт никогда. Мне сложно судить о том, какова роль этих продаж в деле финансирования индустриализации и открытия внешних рынков для советского экспорта. Я хочу предложить читателям попытку со слезами на глазах объективного взгляда, или, если не объективного, то чуть-чуть отстранённого. Я хочу предложить читателям опыт моего личного самоуспокоения, самоисцеления. И должен признать, что русские музеи, и прежде всего Эрмитаж, оказались в конечном итоге в плюсе по итогам советского периода своей истории. Красный период в музейной истории России оказался плодотворным. Красный двадцатый век не стал бегом на месте, а был скорее эпохой значительного умножения. Красный двадцатый век оказался, несмотря на тьму событий, на невероятной силы экзистенциальные вызовы, оказался веком обретения. И не признавать этого было бы верхом несправедливости. Ниже я привожу доказательства по пунктам:
1. Не стоит забывать, что Эрмитаж после Революции обогатился многочисленными национализированными коллекциями. Именно при Советах Эрмитаж обрел огромное количество великих шедевров живописи и декоративно-прикладного искусства, восполнив лакуны своего безусловно великого, но крайне несистематичного собрания. По прошествии ста лет я не могу смотреть неодобрительно эту национализацию частных коллекций. Далеко не все частные коллекционеры были такими провидцами и патриотами, как Третьяков, Семенов-Тян-Шанский и многие другие. Например, единственный забредший в нашу страну Вермеер был продан Щукиным еще в ХIХ веке и сейчас находится в Метрополитен-музее. Феликс Юсупов без зазрения совести вывез из страны двух «рембрандтов», которые сейчас находятся в Национальной галерее в Вашингтоне. Есть и множество других примеров. Именно национализация стала беспрецедентным актом обретения народом несметных художественных сокровищ. И главным бенефициаром ее оказался Эрмитаж.
2. Проданное за границу было компенсировано трофейным искусством. Одно лишь вливание трофейного искусства сопоставимо по ценности с довоенными утратами в результате продаж. Многое уже бесстрашно, но умно, последовательно и методично легализуется, включается в экспозиции, реставрируется, публикуется. Благодаря трофеям, сегодняшний Эрмитаж обрел едва ли не главную европейскую картину всего ХIХ века – «Площадь Согласия» Э. Дега, один из главных шедевров Ван Гога «Белый дом», прекрасные полотна и шедевры графики тех же Дега и Ван Гога, а также Клода Моне и Поля Сезанна, Эдуарда Мане и Гюстава Курбе, Милле и Делакруа, Энгра и Гогена, Тулуз-Лотрека и Коро, Боннара и Домье, Доре и Вюйяра, Матисса и Марке, Фантен-Латура и Пикассо, Нольде и Эль Греко, Ренуара и Писсарро…Мы уже увидели «Леду» Содомы, «Марса и Венеру» Рубенса и многое-многое другое. Совсем скоро в Москве появится мега-уровня Галерея старых мастеров в музейном комплексе ГМИИ, высочайшего мирового уровня собрание в том числе благодаря и трофейному искусству, обеспечившему появление таких имен как Гольбейн и Веронезе, Эль Греко и Кранахи и др. Благодаря трофеям, сегодня в России 2 Библии Гутенберга, тогда как в дореволюционной России была всего одна. И такие перечисления можно множить и множить.
3. Именно благодаря советской власти, Эрмитаж, после закрытия московского ГМНЗИ, обрел несравненную коллекцию импрессионистов и постимпрессионистов, что позволяет ему сегодня показывать великих гениев мировой живописи целыми залами, что является истинной роскошью. Сегодня в Эрмитаже есть залы Пикассо, Матисса, Ван Гога, Сезанна, Гогена, Моне, Фантен-Латура, Валлотона, Л. Вальта…
4. Именно благодаря Советам Эрмитаж превратился в по-настоящему великий универсальный музей. Я считаю сегодняшний Эрмитаж одним из двух вообще самых главных музеев мира. Именно при Советах Эрмитаж обрел великие для всей истории человечества шедевры из Пазырыкских курганов и Майкопских пещер, фрески Педжикента и костенковские венеры, шедевры по сути и открытого эрмитажниками Урарту и несравненные вещи из Северного Причерноморья…И множество, множество других, на которые Эрмитаж имел «право первой ночи».
5. Не подумайте, что я злорадствую, но многие проданные за границу шедевры сегодня подлежат пере-атрибуции. Не стоит забывать о том, что пришивание к картинам имен старых художников часто является результатом конвенций, договоренностей. И не только искусствоведов. Так, многие «рембрандты» уже не считаются таковыми. Много спорят об утраченными нами Ван Эйках. Повторюсь, я не злорадствую, но такова жизнь. Оставшиеся в Эрмитаже шедевры проходят испытание временем успешнее.
6. В публицистических статьях, посвященных данной теме, идут частые ссылки на «Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа» Александра Бенуа, кстати, настоящий шедевр говорения о визуальном, столь слабо у нас развитого пока. Бенуа мог отменно говорить о живописи. Он зафиксировал и даже увековечил еще дореволюционный Эрмитаж, именно тогдашнюю коллекцию старых мастеров. Причем важно понимать, что сегодня галерея старой европейской живописи – это лишь часть, важная, но далеко не единственная, «одно из…» эрмитажного собрания. Но даже если ориентироваться на этот путеводитель, то следует признать, что все основное на месте, подавляющая часть отмеченного осталась.
7. Эрмитажные распродажи не изменили принципиально характер музейного собрания старых мастеров, которое как было, так и осталось прежде всего твердыней, храмом европейской живописи XVII века и Высокого Возрождения. Пожалуй, пострадала коллекция Северного Возрождения, которая, нужно это признать, и не была определяющей для музея, хотя и обладала шедеврами Ван Эйков, Боутса, Мора, ныне утраченными. Все равно в Эрмитаже осталась едва ли не лучшая в мире коллекция Рембрандта и малых голландцев. Никуда не делась великая, волшебная коллекция фламандского искусства, и разговор о Рубенсе, Ван Дейке, Йордансе, Снейдерсе просто несостоятелен без эрмитажных полотен. В нашей стране как не было особенно много старонемецкого искусства, так и не стало. Скорее при Советах у нас появился московский Гольбейн, например. Мы как были, так и остались святилищем французской живописи. Скорее случилось еще одно интересное. Довоенные продажи стали ревизией Эрмитажа с точки зрения буржуазного вкуса американских нуворишей. Например, Эрмитаж утратил богато живописного, фактурного, эффектного «Меццетена» Ватто, но осталась его же «Капризница», которая в наши дни как-то по-особенному раскрылась и стала цениться необычайно высоко, как гендерный аналог «Жиля». В некотором роде, можно говорить о том, что главное в Эрмитаже стервятники все-таки не заметили, а если и заметили, то эрмитажники смогли его отстоять. Ещё одно наблюдение – Эрмитаж оказался очень готовым к время от времени случающимся переоценкам истории мирового искусства. И сегодня две картины Леонардо и целый сонм леонардеск – один из главнейших его активов. А какая-то из леонардеск может еще и выстрелить. Все это важно в мире, охваченном леонардоманией. А для многих сегодня руинопись стала важной частью взлома исторического мейнстрима. А едва ли не главные вещи этого искусства живут в Эрмитаже. И наш музей сегодня находится буквально на острие какой-то новой актуальности. И таких примеров можно привести множество.
8. Советский период – время тектонических изменений на музейной карте России. Благодаря этим изменениям, появились интереснейшие музеи в самых разных регионах страны. Эрмитаж оплодотворил страну. Эрмитаж стал эмитентом музейных сокровищ, которые сегодня живут в Москве и Перми, Екатеринбурге и Ирбите и так далее, и так далее. Так уж получилось. Конечно, лучше бы этого не было. Но это уже случилось. И даже после таких тектонических событий наше великое музейное хранилище все равно осталось одним из двух главных музеев мира.
9. Нельзя забывать, что большевики не были первыми в таком перераспределении музейных сокровищ:
– еще в XIX веке ряд эрмитажных картин был передан в новообразованный московский Румянцевский музей – именно поэтому в Москве оказался один из шедевров Рембрандта «Артаксеркс, Аман и Эсфирь», абсолютно бесспорный даже сегодня, когда происходит глобальная ревизия наследия великого художника;
– первая же распродажа эрмитажных сокровищ произошла ещё при Николае I, память о которой живет.
А что в итоге? Несмотря ни на что Эрмитаж, как и многие другие наши музеи, вышел из великих, страшных испытаний ХХ века одним из двух величайших универсальных музеев мира, который активно развивается, в котором живут величайшие, несравненные сокровища.
Попытался ли я оправдать Советскую власть? Если смотреть просто, то скорее всего да…Мне же кажется, что я предложил несколько аргументов для самоуспокоения. Можно только удивляться тому, сколь мудры были наши предки, которые несмотря ни на что, оставили нам великие богатства, которые оправдывают сам факт существования человечества. Но этот ресурс не неисчерпаем. И такого рода потрясения для музеев нашей страны не должны повториться. Нужен мораторий на перетасовку музейных собраний. Нужна работа по умножению, а не перераспределению. Умножать, умножать и умножать. Но не только. В наших музеях хранится ещё много того, что не введено в активный оборот. Впереди у нас прекрасная работа по осмыслению, описанию, актуализации накопленного. За дело!
Источник: zavtra.ru
Заставка: Вид с Невы на комплекс зданий Государственного Эрмитажа: слева направо Эрмитажный театр — Большой Эрмитаж — Малый Эрмитаж — Зимний дворец; (Новый Эрмитаж расположен за Большим) wikipedia