“…что за конь —
горячей, чем огонь!”
Владимир Маяковский. “Конь-огонь”.
“Купание красного коня” — шедевр, созданный Кузьмой Петровым-Водкиным накануне Первой Мировой войны, казался вызывающим и броским, как и всё, что писалось, говорилось в те годы. “Новое, новое прёт! Наше, новое, жадное, смелое!” — восклицали борзые персонажи “Хождения по мукам” и устремлялись переделывать мир. То была исступлённая эпоха, когда художник ощущал потребность в манифестах и декларациях. Крикнуть: “Нате!” ошарашенной толпе. Вместе с тем, наблюдалось и обратное — плач по былому, по той неуловимой и утраченной гармонии, что растворилась навсегда. Желание освободить живопись, цветность от всего наносного, прислушаться к изначальным ритмам вселенной — ещё одна нервная точка Серебряного века.
Казимир Малевич тогда писал: “Человек-живописец вернулся к чистому действу великого опыта, достигая через свои внутренние природоестественные побуждения новых конструкций мировыявления”, а поэт Велимир Хлебников черпал вдохновение из русской праистории и одновременно — из ярого будущего, что вставало над Россией, как солнце — пурпурно-золотое, манящее. Никому не хотелось жить в убогом и сером “нынче”, где копошились неверные жёны и провинциальные адвокатишки — все эти герои водевилей, фельетонов и скабрезных рассказиков. Нет! Стать благородным дикарём или же — полыхающим революционером! Что делать? Отказаться от мерзостей городской цивилизации или — сломать всё и воздвигнуть Город Мечты из стекла и бетона. Выкупать красного коня в священных водах и — ринуться в небо! “Когда я в 1912 году нарисовал “Красного коня”, то говорили: это предчувствие войны. А когда началась революция, то говорили, что она предугадана мной”, — говорил Петров-Водкин в начале 1930-х, подводя некоторые итоги. Потом он уточнил: “Я понял, что это был наш праздник — предрассвет революции…” Цвет будущего — красный.
Кузьма Петров-Водкин родился в семье провинциального сапожника и, по большому счёту, у него было немного шансов достичь высокого положения в обществе. Но Бог распоряжается по-своему и выводит нас к цели. Главное — увидеть перст божий. Учась в городском училище, Кузьма свёл знакомство с местными иконописцами и проводил всё свободное время в их мастерской. Тогда-то и начался путь мастера: подростку захотелось писать лики святых. Однако прошли годы, прежде чем он вплотную подошёл к своей мечте — впереди были срывы и подъёмы, унизительная бедность, трудности, непонимание со стороны родных.
И вот — классы Валентина Серова в Москве и — похвала гения. Следом — Париж, Италия и даже Северная Африка. Везде — колорит и воздух, небеса и — древние камни. Всё требовало осмысления. Искал себя и — свой взгляд. Примерял модные “-измы”, кидаясь, будто в омут, в очередной стиль. Нашёл то, что хотел — путь и цвет. “Купание красного коня” Петров-Водкин написал уже будучи не просто зрелым, но уже знаменитым. Он только-только перешагнул возраст Христа и воспринимал мир ещё острее, чем в юности. Картина вызвала споры и восторг. Иные критики пожали плечами: “Таких коней в природе-то не бывает!” На скачках — разумеется. Да только это — говорящий символ, на тот момент не вполне осознанный художником: такие вещи рождаются не из разума, а из ощущения. В медитативном состоянии. Или в экстазе. Что-то носилось в воздухе, и Петров-Водкин уловил жаркое дыхание века. Образ красного коня — это сказка, быль и космическая фантастика в едином начале.
Конь — мифологический архетип. Мистический помощник. Он служит Ивану-Царевичу, говорит человеческим голосом, даёт важные советы. Конь даётся свыше. Более того, он позволяет путешествовать между мирами — персонажи русских сказок попадают на том-самом-коне в запредельные царства, где можно достать молодильные яблоки и другие волшебные снадобья. Или — стоит задача: двинуть туда, где происходит решающая битва с чудищем. Конь — проводник и советчик, а потому “Купание красного коня” — это отдохновение перед прыжком в иномирье, в непознанное Грядущее. На красном коне — въехать в Красную Империю, омыв его водой — живой и мёртвой.
Зачем — красный? Это самый непостоянный цвет — его характер настолько сложен, что с ним не смеет конкурировать даже загадочно-траурный чёрный. Красный цвет — многозначен и причудлив, хотя, казалось бы, чрезвычайно внятен. Он преисполнен сакральными тайнами, и он же — наивно-детский. Это — жизнь и смерть, гнев и любовь. Кровь. Этим цветом окрашена война и бог её — Марс, ибо красный тождествен ярости и агрессии. С другой стороны, это — ликующая новизна, плодородие, Ярило-красно солнышко, лето красное…
Дикарский и, в то же время, — королевский цвет.
В своём “Учении о цвете” Иоганн-Вольфганг Гёте утверждал, что красный — это брутальная энергия и — достоинство. Он “…особенно нравится энергичным, здоровым, грубым людям”. Красный — противопоставляет себя всем остальным цветам — он как бы сознаёт себя ведущим, основным, довлеющим. Рождение и смерть — вот крайние точки бытия. Василий Кандинский, любя красное, говорил о нём: “Безгранично тёплое. Живая, подвижная, беспокойная краска. В этом кипении и горении наличествует так называемая мужская зрелость”. Мужская зрелость — это воля к власти, энтузиазм, победительная сила, витальность. Активный, горячий цвет. В этом буйстве — серьёзность, а не истерика разрушения: “Красный действует проникновенно, как очень живой, полный воодушевления, беспокойный цвет, не имеющий легкомысленного характера жёлтого, расточаемого направо и налево”. По Кандинскому — красный цвет не расплёскивает себя и не замыкается, а дарит свет и жар, который у него в избытке. Даже красная точка заметна в хаосе прочих оттенков и нюансов. Цель — быть на виду. Это — цвет русской цивилизации. Россия прочно ассоциировалась с этим цветом ещё до Октябрьской Революции, часто называемой Красным Октябрём. В разных европейских языках “красный” — это rouge, rojo, rot, red и, наконец, rosso. Россо — росы, русы. “Гром победы раздавайся / Веселися, храбрый Росс!” — возглашал екатерининский поэт Гавриил Державин.
Русское — значит, энергично-красное. В записях о своём пребывании в России аристократ граф де Сегюр, гость и собеседник Екатерины Великой, заметил: “У них (у московитов) слово красный обозначает красоту”. Главная площадь Москвы — Красная. Небезызвестный маркиз де Кюстин, путешественник и литератор, побывав в николаевской России, также отметил сие цветовое предпочтение: краснокирпичный Кремль, парадный мундир императора, церемониальные фрейлинские наряды — по большей части ярких цветов с золотым шитьём, а также народные костюмы. Николай I ассоциировался с красным цветом, как и византийские императоры. Творческая сила и неумолимая власть, которая может созидать, а может — безжалостно карать врагов.
Русский язык перенасыщен эпитетами: прекрасный — “сверх красный”: что называется, ни в сказке сказать, ни пером описать. Слова “красить” и “краска” имеют общий корень с красным цветом, с видом красоты. Стало быть, расцвечивать мир, делать его свежее и ярче — это, прежде всего, давать ему красный цвет. Место для икон — “красный угол”, а в Советском Союзе по какой-то исторической иронии (или вполне закономерно) комната политпросвещения именовалась “красным уголком”. Конь Петрова-Водкина — посланник мира красоты: земной и божественной.
Помимо всего, “Купание…” — беспримерная икона. Петров-Водкин вообще использовал в своём творчестве мотивы новгородской иконописи и технику итальянского Ренессанса, прихотливо смешивая их с актуальными направлениями. Красный — важнейший цвет для создателя священных изображений, равно как любимая “тревожная краска” супрематистов и фовистов. Цвет жизни и — неизбежной великой жертвенности. Вода здесь тоже “не как на фотографии”, а видом своим напоминает скорее, плащ Богородицы — единение с небесами. В одной из своих статей, впрочем, по иному поводу и совсем не об искусстве, Александр Проханов выразил: “Схватка за русскую историю длится. Купание красного коня продолжается. Божественный наездник, оседлавший этого огненного коня, вонзает остриё своего копья в чёрный зев каракатицы”. То есть юноша с картины Петрова-Водкина — это аллегорическое изображения Георгия Победоносца. Канонические линии Святого Георгия — одного из покровителей Руси — всегда наполнены красным сиянием.
Петров-Водкин, по сути, явился автором прогрессивной концепции в иконописи. Так, его картина 1915 года “Богоматерь Умиление злых сердец” нарочито архаична и — сверхсовременна, созвучна изломанной, плачущей мелодике 1910-х. Кровавых-десятых, принесших смерть и — долгожданную свободу, уничтожение традиций и — рождение новых замыслов. XX век рождался в муках, под пение “Интернационала”, под сенью алых знамён. Богоматерь Умиление, тоже в красном, — будто предрекает исторический путь России. Продолжила тему “Петроградская Мадонна”, в которой много от ренессансной тематики, от фресок эпохи треченто. Видится Флоренция, а не мятежный град Петра в 1918 году. Мадонна же — пролетарка, а не сеньора — воплощение мудрости и спокойного миросозерцания. Что ей наэлектризованная толпа и листовки в подворотнях? Её вселенная — ребёнок. Оттого и фигурки людей кажутся ничтожными рядом с величием жены-матери. На плечи ей накинут не покров, но красный флаг. Тот самый. Она — вся в будущем. Её сын — спаситель мира. Ведает ли она, что именно мальчики, рождённые Революцией, победят в самой безумной и чудовищной войне? Следующий этап, “Девушка в красном платке”, это уже середина 1920-х, а косынка — знак политически-грамотной работницы, отвергающей и нэпманские шляпки фасона cloche, и деревенский “плат узорный до бровей” — этот символ уходящей России, подчёркнутый Александром Блоком. Здесь та же стилистика раннего Возрождения и взгляд у девушки — не прямой, на зрителя, а как бы “вглубь себя”, а точнее — в Вечность.
Во всех образах — возвышенное богоискательство соединено с обыденностью сюжетов. Макрокосм равен микрокосму, а “Купание красного коня” — бытовая зарисовка из жизни крестьянских мальчиков или молодых офицеров. В этом единении простого и сложного таится русская философия. Русская Мечта. Красный конь — знак русской судьбы: всегда лететь вперёд, покоряя пространство и время. Или — грезить, как Марина Цветаева: “Доколе меня / Не умчит в лазурь / На красном коне — / Мой Гений!”
Источник: zavtra.ru
Заставка: wikipedia.